На передержке не первый месяц сменяют друг друга звери из белорусских усыпалок. В этот раз привезли беременную собаку. Вскоре она родила, так что в ближайшее время хозяйкина комната превратится в площадку молодняка.
Двое щенков уже открыли глаза, двое – ещё нет. Классные такие бархатные сардельки с серьёзными физиономиями. Мамка с ними сидит неохотно, всё больше лазает по кровати и подоконнику вместе с котами.
Еврейские дети меня порадовали. Шломо стал адекватнее, больше не прячется и позволяет себя гладить. Даже показал пузо. Трогать только не разрешил – вежливо отодвинул руку задними лапами. А Шпильман сделал, как делала прежде его матушка: привстал и потянулся навстречу моим пальцам, когда я гладил ему башку.
Овчарка Фина не давала мне проходу, настойчиво пытаясь обслюнявить. Сколько ни чесал её за ушами – всё мало. Когда я присел на корточки, чтобы познакомиться с новой кошкой, Фина полезла смотреть, что я делаю, и ткнулась холодным носом прямо кошке в очко. Кошка раздулась как шар и в ужасе спряталась за тумбочку.

Вчера коммандант устроил банкет в честь своего юбилея. Шестьдесят лет мужику, в жизни бы не поверил!
Мой автобус, как назло, долго не шёл. Ну, думаю, ничего страшного, если немного опоздаю, - хоть к организации стола не припашут. Прихожу в лабораторию – а там директор с кадровичкой, и босс укоризненно этак спрашивает, где меня носило. Я чуть сквозь землю не провалился.
Усадили меня с краю, перед хлебной тарелкой. Больше в непосредственном доступе жратвы и не было. Но суровая кадровичка взяла меня под своё крыло и постоянно подкладывала то кусок пирога, то ломтик рыбы.
В этот раз обошлось без чтения Есенина. Коммандант сам развлекал публику слайдами с фотографиями из личного архива. Потом высокие гости разошлись, и для молодого поколения сотрудников настало трудное время. Отцы лаборатории распекали «богатырей», припоминая им все застарелые долги, а я сидел, прикрывшись креветкой и листиком салата, и надеялся, что меня не заметят. Как ни странно, мне досталось меньше всех, хоть я и грешен кругом.

Сегодня же я стал очевидцем двух чудных сцен.
Захожу в магазин, а там дядьку пробило на разговоры с продавщицей.
- Был такой мыслитель, Ницше звали. Он вон как хорошо сказал: падающего толкни!
- Зачем толкать-то, он же всё равно упадёт!
- Ну как... помочь упасть... - неубедительно отвечает дядька.
В этом вся моя жизнь, да.
Вторая сцена была в художественном магазине. Стою, значит, в очереди. Передо мной моложавый мужик с лицом сытого арийца. Просит сделать рамки для двух фотографий. Одна, говорит, для дома, другая - для офиса. На той, что для офиса, вид какого-то моста. А на той, что для дома, - крупный план уличного указателя с надписью "GAY st." Элегантно этак вышел из шкафа при всём честном народе.