Этот день рождения вышел ещё безумнее предыдущего. Если тенденция сохранится, юбилей отмечу оргией в катакомбах Ширах-бункера, не иначе.
После летней поездки в моей личной жизни произошли занятнейшие перемены: мы с Тони решили взять товарища Калинина третьим. Идея была моя, но Тони поддержал её с неожиданным пылом. Они даже встречались без меня к обоюдному восторгу.
Вот только заняться свальным грехом на съёмной квартире у нас не получилось. Родители Тони подложили свинью: без предупреждения сорвались на дачу, вверив ему заботу о бабушке и коте. Ночевал бы я как дурак один в холодной постели, если бы Мишаня не предложил вписаться у него дома.
Итак, вечером пятницы я выехал в Москву. Поезд порадовал мягонькими флисовыми одеялами. Не чета кусачей шерсти: завернёшься - и спишь как убитый до самого прибытия.
Приехал я рано. Дождался на вокзале Тони. Мы позавтракали и поехали забирать от колледжа прогульщика Мишаню. Погода стояла паршивенькая, моросил мелкий дождь. Сперва мы беспрепятственно завалились во двор его ведомственной шараги, но он позвонил и перенёс место встречи на соседнюю детскую площадку.
Потом, уже втроём, мы устроились в кофе-хаузе. Ждали калининского товарища, который должен был привезти стек. Я пил ром, Тони ел и безуспешно пытался накормить Мишаню. Тот наотрез отказывался жрать свой сэндвич. Я даже сигареты у него отобрал и сказал, что не верну, пока тарелка не будет чистой. Без толку.
Выручил беднягу подошедший товарищ - здоровенный татуированный лоб в казаках. Он прикончил сэндвич и отдал Мишане стек... нет, не для самообороны. Ровно в противоположных целях.
Теперь у нас был весь нужный инвентарь, и Тони оставил меня с Мишаней в номере почасового отеля с говорящим названием "Золотой лингам". Сам он задержаться не смог, увы: надо было кормить бабушку и кота обедом.
Тётки за стойкой ресепшна светили лифчиками сквозь прозрачные кофты и вообще имели облик натуральных бордельмаман. Ключи нам не полагались: номер попросту запирался изнутри на задвижку. Последним штрихом была кровать, застеленная чёрным шёлковым бельём с рожей пантеры.
Наши четырёхчасовые развлечения описывать не буду. Скажу лишь, что товарищ Калинин после них был похож на жертву застенков: шея в лилово-красных "орденах", жопа в полоску. Стек мне понравился, хороший инструмент, куда удобнее ремня. Управляться легко, силы большой не надо, и по себе не попадаешь.
"Когда милое урурушное котейко неожиданно для всех, в том числе и для меня, обретает необузданную жестокость наркома НКВД," - писал позже Мишаня у себя вконтакте, - "это нереально доставляет". Я и вправду обычно ванилен донельзя, но сей образцовый мазохист разбудил во мне низменное начало... Тони потом долго замазывал калининскую шею тональником в туалете "Двух палочек" и, выйдя оттуда, сказал мне: "Ширах, ты мудак."
Вечером Мишаня повёз меня к себе в суровые Люберцы. Гостеприимство его родителей беспощадно. Впрочем, когда я сплю, я глух и нем.